— Друзья, хрючево подано! Налетай! — так Серёга оповещал, что пора нести свои миски и ложки.
Ужин.
Мирно сидящие кто на чем, мы приходили в движения и суету:
— Где тарелка, где ложка?
— Степа, мне кажется, она сзади тебя.
— А мою красную чашку никто не видел? -Может, под бревном?
— Передайте мой набор, пожалуйста.
— Есть салфетка — протереть б?
Раз! — и все всё нашли, выложили свои миски-ложки на полянку и маэстро запускает половник в котёл и щедро накладывает каждому ещё дымящееся варево, которое мы непонятно почему зовём «хрючевом».
Нужно отдать должное — ели мы от пуза и очень, очень разнообразно. Вся магия завтрака, обеда, шоколадки-на-переход и ужина лежала на Илье, Диме и Серёге. Мы же помогали в нарезке овощей и подготовке, но пресловутых дежурств по кухне не было.
К завтраку всегда подавались какая-либо каша с ягодами и джемом. Сгущёнка, хлеб, сыр, сладости, чай и кофе. Кофе варили в турке, прямо на костре, что придавало ему какую-то особую ценность. Кофе со сгущёнкой — вкусно. Кофе со сгущенными сливками — ещё вкуснее. И калорийнее, да.
Обед часто приходился на середину перехода, поэтому состоял из сублимированных супов или лапши, колбасы, хлеба, сладкого. И шоколадки-на-переходе, если она не была съедена на переходе.
А ужин… ужина все ждали с особым нетерпением: за завтраком боязливо поглядываешь на волны и не посидишь особо — нужно собираться, а на ужине торопиться некуда, идти (кроме как на гору) некуда, и ешь с мыслью: «Это то, чего я ждал весь день. До чего ж прекрасно». И ведь Ужин редко повторялся: то чечевица с мясом и шкварками, то паста со сливочным сыром и беконом (или с цыпленком), то карпюр (картофельное пюре) с колбасками, то булгур с мясом, то лагманник, то уха… лишь единожды была гречка с тушенкой. Это основные блюда. К ним прилагались салат из свежих овощей (первые три-пять дней), сыр и колбасы, сладкое и чай.
И рыба. Если у Димы Лоторева была удачная рыбалка, а рыбалка часто была удачная. Или мидии, жаренные в собственном соку, сбрызнутые лимоном. Да, лимоны тоже были — команда «стоп цинга».
Но в зависимости от региона, есть хотелось слабее или сильнее. Если на Баренцевом море был введён мораторий на сахар в чай (что не мешало Илье сыпать его в кофе, потому что кофе — не чай), а колбаса разлеталась, не успев Люда её дорезать, то на Соловках мы постоянно уговаривали людей:
— Ребята, ну доешьте колбасу, ну пожалуйста, ну что вы за люди!
А колбаса не кончалась. Она как будто самоумножалась, пока лежала в каяке — две палки порезали, а тут кто-то ещё принёс, говорит, вчера не съели…
Тепло, так страшно плыть — и всё, колбаса не доедена, арахисовая паста даже не вскрыта. А когда холодно, страшно или холодно и страшно сразу — любая еда поглощалась автоматически, а маленькие радости вроде какао с зефирками, соснового джема и припасенных сладостей поднимали настроение и грели во всех смыслах.
Зато мы поняли, что такое НАДО. НАДО — это когда от одного вида и запаха рисовой каши и манки выворачивает наизнанку, а ты её ешь, потому что идти — долго, а силы — нужны. Борьба с собой и три ложки манки, как говорится.
В конце Соловецкого похода кто-то спрашивал, чего бы мы сейчас хотели съесть, окажись в магазине. И я поняла, что не знаю — всего хватает. Так было, когда мы с Димой стояли в продуктовом ларьке в Соловецком — думала, что разбегутся глаза, а душа скромно попросила: йогурт.
Поэтому смело могу назвать наши походы гастрономическим отпуском. Слишком гастрономическим, но это — прекрасно. Ведь по сути мы просто перемещались из одной точки пространства в другую, чтобы поесть.
