Мы стояли прямо на воде у Чёрных Сундуков — скал на восточной части Кильдина, по форме и правда напоминающие огромные каменные сундуки. Уже прошли одиннадцать километров пути, по плану — ещё немного и обед, высадка в Кильдинском проливе у выброшенног
о на мель «Берега Надежды», потом идти вдоль берега до острова Оленьего и дальше. Но планы, как известно, могут измениться довольно быстро…
Утро и выход в море выдались бодряще-освежающими: температура — +4°, ветер и, в довесок, волна на приливе. А вы видели Кильдинский пляж? Почти вертикальная гора гальки, и заход с неё в море — как на американских горках: резко катиться вниз, сидя в каяке.
И мы катились. Свистит ветер, грохочет волна о рифы, кричит Илья «Мать, готова?!» и на твоё почти убедительное «да» резко толкает вниз. Страхует Серёга, волна сразу же бьёт по лицу… но мы все на воде, готовы идти.
И вот мы стоим у Сундуков. И волна — попутная. И закрадывается в голову подозрение: «А не поступить ли нам как тогда, на Кольском? Не *бнуть ли прямо?» А до берега — так далеко.
Капитаны развеивают наши сомнения: «Да, друзья, мы идём прямо. Ещё четырнадцать километров пути к нашим пройденный одиннадцати. Высадки — нет, в туалет — терпим, нам надо успеть до того, как попутный ветер сменится на мордо-винд и тогда мы точно останемся на Кильдине. Пока стоим, дорогие, отдыхаем ещё минут 5 и вперёд».
…пропуска от ФСБ на Кильдин у нас были на 3 дня. Через 3 дня, к великому энтузиазму Кости (и моему тоже), если мы не уберемся с острова, против нас будет сыграна депортация. На катере! На материк! Правда, Серёга разбил наши надежды тем, что нам либо выпишут штраф, либо депортируют без каяков, а там — проблемы негров шерифа не волнуют и гребите как хотите. И мы с Костей поняли, что катер — это в другой раз.
И на каком-то лютом морально-волевом подъеме мы пошарашили наперерез морю, совершенно плюнув на береговую линию и ржавый «Берег Надежды», в сторону пролива между о. Олений и материком. Шарашили отчаянно, бодро, лихо — лихо настолько, что Илья даже взял на абордаж какой-то буксир, где требовал сахар, а получил — пиво. Пиво добавило воодушевления команде и шарашить стало ещё бодрее.
И через восемнадцать километров пути, целые восемнадцать! , которые меня изрядно кренило влево, Серёге в головушку пришла потрясающая мысль — запустить руку мне (мне на каяке!) под хвост и проверить, а выпущен ли у лодки скег? И да, тот самый скег, придающей каяку путевую устойчивость, все километры этого дня и, видимо, девять предыдущих дней, был зажат камушком, мать его, и не работал!
И тут скег был выпущен, и мне показалось, что кто-то дал пинка лодке и сказал: «Греби, малыш, ты свободен!» И я полетела…
Уже на подходе к проливу ветер начал закручиваться, появились боковые волны. Ещё немного — и грести нам против течения, но именно в тот момент мы входим в пролив. Ноющие затекшие ноги перестали болеть — они просто не чувствуются, всё, нет их. Шевелится там что-то или нет — не ясно.
Двадцать пять километров без высадки. Мощно? Да. Предел? Нет, черт возьми! Ни у кого почему-то не оказалось канистры с водой и мы шли, уже на автопилоте, ещё два или три километра, в поисках бухты с пресным ручьём. Заходили за каждый камень и смотрели — здесь? Нет, дальше.
И когда нашли, когда я закричала: «Вода!» тогда… тогда высадка напоминала поход железных дровосеков с негнущимися ржавыми ногами, тогда была вмиг сожрана банка арахисовой пасты, тогда мы все смотрели друг на друга совершенно безумными, горящими, но счастливыми глазами, а Костя сказал ту гениальную цитату про ещё неизученную Тварь.
После обеда до точки назначения оставались какие-то жалкие восемь километров. Но что есть восемь против двадцати семи? Так, чистый спринт.
