Море заставляет посмотреть страху в глаза. Боишься глубины — она под тобой, чёрная бездна под твоим цветным каяком.
Боишься волн — вот они, идут одна за другой, больно бьют лодку.
И это нормально — когда тебе страшно.
За два похода для меня самым пугающим моментом стал траверз Кольского залива.
И страшно было не потому, что мы приняли важнейшее решение идти напрямую, не заходя в залив (что дало нам время, силы и сухие штаны), и не из-за полутораметровой, пусть и попутной, волны.
Страшно, когда тебя, на неправильно груженной лодке, Илья тянет на буксире, но тянет так, что два или три полуторалитровых гребня ты пролетаешь по воздуху, а потом приземляешься и впиваешься носом лодки в воду, и трос утягивает твой жёлтый каяк под воду почти по юбку… yellow submarine, не иначе. И кажется, что ещё чуть-чуть, и тебя полностью затянет в чёрную глубь, но лодка резко выпрыгивает и вы несетесь дальше.
Страшно, когда группой находитесь на середине залива, и тут из тумана и волн выходят два корабля и идут прямо на вас. А за ними — ещё пара таких же буксиров и двенадцати цветным лодкам нужно проскочить.
Страшно, когда перешли залив, а там волна отражается от скал, море ходит ходуном: не видно ни соседний каяк, ни небо, ни землю. Всё смешалось, линии горизонта тоже нет. И посреди этого апокалипсиса через риф в каких-то 25 метрах от тебя с грохотом пролетает вал размером с трехэтажный дом. А может, и с пятиэтажный…
Страшно, когда вы разворачиваетесь, чтобы встать кормой к волне, и тут Илья отпускает трос — мол, дальше сама. Костя говорил, что ему, глядя на сей жест, тоже стало страшно.
Страшно было, когда на Кильдине нас, уже сидящих в каяках, сталкивали в ледяные волны по камням как с трамплина — берег крутой, а в море выйти — нужно. И каяк-болид катится по шлифованной гальке навстречу волне, а в голове хаос и ужас. И тут в лицо — волна, словно ведро ледяной воды плеснули на физиономию, и ты гребешь что есть сил, подальше, чтоб не этой, так следующей волной не закрутило. Там конечно, стоял Серёжа, и страховал всех выходящих, но…
Костя ещё говорил, что не страшно кильнуться, когда причаливаешь — там в любом случае скоро переодеваться, а вот вначале — страшно. Висеть минуты в ледяной воде, а потом ещё и работать — спорное удовольствие.
И всегда после страхов и ужасов, как только ноги касались земли и можно было расслабиться, у каждого глаза становились квадратными, а речь напоминала скорее неандертальцев с короткими «ага», «да», «ыыы».
Как бы то ни было, страх рассеивается. Желание засадить рюмку водки и лишить себя алкодевственности — улетучивается и вообще, кажется бредом. Хотя, летя по волнам, такое желание казалось максимально разумным.
Страх рассеивается и в следующие волны, как при переходе уже с Анзера на Соловецкий, чувствуешь себя не то, чтобы в своей тарелке, но хотя бы способной соображать.
А после всех тревожных моментов мозг оттаивает и диктует мысль:
«Хм… неплохие ощущение. Надо бы повторить. Как-нибудь».
